Фил вздрагивает и выпрямляется. Когда успел так задуматься – черт его знает. И ведь глазел на идиота, самому стыдно. И был замечен еще. Самоубиться. Веником. Срочно.
– Ничего, ешь давай, – вздыхает он, ставя свою тарелку в мойку.
Отворачивается, чтобы Макс не видел, как щеки горят. Хочется сунуть голову под кран с ледяной водой – так, на всякий случай, уж точно остудить. И валяться потом с температурой, когда вообще ни одной мысли в голове не было: ни о Максе, ни о том, что можно и нельзя, ни о чем-то другом.
– Ну, нет так нет, – подозрительно спокойно говорит Макс, и тут же, оправдывая свою репутацию невыносимого засранца, начинает сюсюкать, обращаясь к обретающемуся под столом Батону. – Видишь, Батоша, как оно бывает? Смотрят таким пошлым взглядом, смотрят, а потом отпираются. А мысли во взгляде голубые-голубые! Если к тебе когда-нибудь подойдет твой лучший друг и скажет, что ему нравятся коты, беги сразу же, чтобы не быть, как папка, усек?
здесь