Исправляла раз двести наверно, не меньше
Чувак, это для тебя, как и обещала
Поскорее поправляйся, пусть все заживает быстро и качественно, а ты возвратишься в ряды фассонов. Ну или не фассонов, это не важно Мы тут все с тобой, любим, болеем и вообще
я хочуууу, прости Господи, Хиддлстона, занимающегося после тяжёлого трудового дня в гримёрке рукоблудием и Хэмсворта, который сначала просто подсматривает \вуайерист херов\, а потом присоединяется и вносит посильную лепту в процесс
*тык*
В комнате душно, виски в бокале теплый, кондиционер работает плохо, только небольшая форточка, под самым потолком, открыта настежь, но не спасает. Радио негромко наигрывает какую-то мелодию.
Ладони влажные, однако это вряд ли можно отнести к минусам.
Рука скользит гладко, размашистые движения даже успокаивают, снимают напряжение дня – съемки идут в бешеном ритме, иногда приходится зависать допоздна, иногда – вставать в четыре утра. Том откидывается на спинку кресла и расслаблено закрывает глаза.
Хорошо.
Крис не собирался, нет, что вы! Он просто вспомнил, что оставил ключи на столе в гримерке Тома. Они о чем-то болтали, Хэмсворт, кажется, рассказывал анекдот, бурно жестикулировал, а связка ему мешала. Бросил на стол и забыл, уходя.
Всего и делов-то!
Гримерка у Хиддлстона закрывается на ключ, но он показывал однажды, что если хитро надавить плечом и прокрутить ручку, то можно попасть даже в закрытую на ключ комнату.
Поэтому, когда Крис понимает, что дверь заперта, а за ней играет музыка, он, не задумываясь, прислоняется к косяку. Скорее всего Том уснул, он тихонько возьмет связку и домой. Подальше.
Стараясь не шуметь, Крис надавливает на пластик, аккуратно поворачивает ручку и…Получается действительно тихо.
Том сидит в кресле, полубоком к двери, рядом с ним стоит приемник, стилизованный под старину – ходят слухи, что он добыл его из реквизитов к «Капитану Америке». Хэмсворт хочет отвернуться, извиниться, выйти, он очень много чего хочет, но вместо этого замирает на месте, боясь даже дышать.
Том не переоделся, на нем боевой костюм Локи, слегка нелепый в обычной жизни. Высокий воротник топорщится, рукава облегаю тонкие худые запястья, полы раздвинуты, бледные пальцы скользят вверх-вниз, то и дело исчезая за темной тяжелой тканью.
Рот наполняется слюной. Крис сглатывает.
С его позиции видно открытую шею, острые ключицы в расшнурованном вырезе рубахи и темную прядь, упавшую на висок.
В комнате жарко.
Хочется, дико просто хочется, наклонится, поймать набухшую головку губами, насадится до конца, не жалея ни себя, ни горла, облизать от основания до кончика, чувствовать, как течет слюна по подбородку, как стонет эта сволочь, как запускает пальцы в отросшие уже волосы.
Том тонко и протяжно выдыхает, Крис, не отрываясь, смотрит на закушенную губу и в мозгу щелкает.
На столе наполовину початая бутылка «Джек Дениэлс».
Можно.
Том сначала вздрагивает, смотрит, широко распахнув глаза. Потом, когда Крис отводит его руку и решительно прижимает к дивану, расслабляется, откидывается на спинку и позволяет…
Хэмсворт не додумывает мысль, он просто склоняется и поддается своим желаниям.
Кожа солоноватая, руки почти привычно ложатся на бедра, поглаживают выпирающие косточки, как будто так правильно, как будто так и надо. Хиддлс прогибается, надавливает на затылок, грубо, жестко. Крис давится, расслабляет горло, чтобы взять больше, потому что желание съедает изнутри. Он языком проходится по яйцам, целует, покусывает нежную кожу на внутренней стороне бедра, жадно и страстно. Хочется все успеть, все, что так давно хотел. Хотя непонятно, куда торопиться – Том явно не против, сам подставляется, позволяет творить все, что заблагорассудится.
Хэмсворт стаскивает с него штаны – эту дурацкую сценическую бутафорию, от которой его ведет еще сильнее – раскладывает на прилипающем к влажной коже диване, разводит ноги, широко, бесстыдно, любуясь пару мгновений на открывающийся вид – Том краснеет пятнами, бледная кожа наливается румянцем, впрочем, кровь поступает не только туда.
Молния на своих штанах поддается за считанные секунды, собственное возбуждение будоражит, у него ни разу еще наверно так не стояло.
Том морщится, брови ломко изгибаются, он прикрывает глаза, тяжело дышит, и его тело впускает в себя неохотно.
Наверно ему больно, но, честное слово, Крис сейчас на другой планете, в другом мире, он сдох и попал в Вальгаллу, если туда, конечно, принимают таких вот недо-педиков, как он.
У него не стоит на мужиков, у него стоит только на Тома. На его голос, на манеру жестикулировать, на дурацкую мягкую улыбку, на эти ебанные тонкие пальцы.
Он старается двигаться медленно, но против воли наращивает амплитуду. Диван скрипит, Том подмахивает, стонет, сжимается вокруг члена так восхитительно туго, что сил нет. Хочется продлить эти мгновения навечно, чтобы вновь и вновь ощущать, как упругие мышцы его обхватывают, видеть, как Том тяжело дышит, как отдрачивает себе, в рваном, совершенно неритмичном темпе.
Лицо с тонкими чертами искажается, глаза жмурятся, и Хемсворт подумал бы, что ему неприятно. Но тот тянет его к себе, прижимается влажной кожей, трется членом о бедро так, что перепутать наслаждение с болью невозможно.
Они жадно целуются, Том подставляет шею с бьющейся жилкой, требуя еще, двигает бедрами как-то особенно и…мать вашу! Так еще лучше.
Хиддлстона начинает бить дрожь, он с такой силой сжимает плечи, что без вариантов останутся синяки.
Крису по правде говоря положить на все.
Он делает пару глубоких, мощных толчков и кончает.
Мир медленно вращается, возвращаясь на место.
Теплое дыхание щекочет шею, по радио зачитывают новости, джинсы впиваются в задницу.
Том ворочается, пытаясь устроиться поудобнее, а Крис трусливо прикрывает глаза.
Ему совсем не хочется думать, что будет потом.
Он просто наслаждается моментом.